Третья террористическая - Страница 72

На место Умар пришел без иллюзий, пришел бойцом.

Понимая, что его война уже началась…

Глава 38

Мураду не понравился новый боец. Тем, что он был похож на учителя. Он смотрел как учитель и говорил как учитель. Хотя не мог ничему научить, потому что был худшим, чем Мурад, бойцом. Он, кажется, даже в боях почти не бывал. Но дело даже не в этом — в повадках, которые отличают опытных бойцов от новобранцев. Умар по всем статьям был новобранцем. Он ходил не как все, смотрел иначе, оружие держал не так, как другие.

Мурад был уверен, нутром чувствовал, что, если дойдет до дела, Умар не сможет перерезать русскому глотку, выпустить ему кишки и даже не сможет выстрелить ему в лицо. Мурад мог выстрелить и мог перерезать — потому что уже стрелял и резал.

Умар был слаб, хотя и не был еще стар. Полагаться на такого в бою было нельзя. А это очень важно, чтобы тебя справа и слева прикрывали надежные бойцы, которым не надо объяснять, что делать в следующую минуту, которые и так все знают. От этого зависит успех боя и жизнь. Но научиться этому можно, только воюя.

Мурад никогда бы не взял Умара в свой отряд, но выбирать состав группы было не ему, потому что командиром был не он.

«Надо будет к нему приглядеться, подучить, помочь, — решил про себя Мурад. — Не для него — для себя, для дела…»

И его ничуть не удивляло, что он, пятнадцатилетний мальчишка, решил взять под свою опеку сорокалетнего мужчину, кандидата наук, которого посчитал совершенно не приспособленным к этой жизни. И никого не удивило. И даже Умара не удивило. Потому что он принял главенство этого мальчишки, почувствовав, что тот знает и умеет больше его.

И это нормально. На войне возраст меряется не годами, проставленными в паспорте, а боевым стажем, который измеряется днями и редко у кого неделями. И если в твоей биографии двадцать суток боев, то ты как минимум в двадцать раз старше того, кто в боях еще не участвовал. Поэтому Мурад был старше сорокалетнего, полуобстрелянного «дяденьки», который ему в отцы годился и разговаривал с ним сверху вниз, как со своим учеником. Если, конечно, не по паспорту, если по меркам военного времени.

А других здесь не было и быть не могло!

Так война, «ставя все с ног на голову», на самом деле все «расставляла по своим местам»…

Глава 39

Идти было недалеко, было — рукой подать. Эту боевую вылазку даже нельзя было назвать рейдом, потому что на все про все, вместе с переходом туда и обратно и с работой на месте, должно было уйти от силы четыре дня. Если, конечно, считать по километражу. Который на войне очень относителен…

Собрались быстро — проверили оружие, рассовали по подсумкам запасные автоматные рожки и гранаты, упаковали во вьючные мешки еду и одеяла… Задание было плевым — не мост взорвать и не русскую колонну расстрелять, всего лишь спуститься с гор и, не вступая в бой с федералами, войти в «населенку», где привести в исполнение приговор шариатского суда.

Проштемпелеванные бланки с приговорами и вписанными в пустые графы именами были у командира.

«Странно, — думал про себя Аслан Салаев, — такой сыр-бор из-за такого, в общем-то, простенького задания… Ну и ладно — зато поживем пока!»

Из лагеря вышли засветло, встали в походную колонну, двинулись привычным маршевым шагом, выдерживая между собой полтора десятка шагов, чтобы одной очередью всех положить было нельзя. Дозоры вперед не высылали, слишком их мало было для дозоров — меньше отделения, ограничились тем, что идущая в голове колонны пара отрывалась от основной группы на сто — сто пятьдесят метров, проверяя подозрительные места. К ночи сблизились, опасаясь растеряться в темноте.

Что-что, а ходить они научились. В отличие от федералов у них не было «вертушек», бронетехники и машин, на которых можно было «подскакивать» до места. У них были только ноги, которыми они исходили вдоль и поперек всю Чечню.

Четыре-пять километров в час — больше ночью, по горам, в полной выкладке не пройти. Десять часов — полета верст. Если прихватить пару утренних часов, то можно сделать еще с десяток километров. Итого шестьдесят. Сверх того — вряд ли. Только если идти днем или использовать для переноса груза лошадей или пленных солдат. И если на хвост тебе сели федералы. Тогда, пытаясь оторваться, можно и все сто пятьдесят пробежать!

В первую ночь они протопали сорок пять километров. Они бы смогли пройти и больше, если бы не Умар Асламбеков, который начал выдыхаться раньше других. День перележали в густых кустах, нарубив и набросав с боков ветки и отдыхая вполглаза. Это была уже не их территория, это была чужая территория. Федералов.

Ночью снова двинулись в путь. Шли в обход «населенок» и блокпостов. У партизан самое короткое расстояние между двумя точками на местности вовсе даже не прямая линия, а, напротив, сильно извилистая. Там, где можно идти по гладкой дороге, они продираются вдоль обочин, ломая ноги в невидимых в темноте ямах и колдобинах, открытые пространства, где сам бог велел сокращать расстояния, обходят по большому радиусу. У партизан своя «геометрия», высшая. В их «геометрии» самое короткое расстояние, соединяющее точки, это то, которое самое безопасное.

К полуночи были на месте.

«Населенка» спала. Или делала вид, что спит.

Командир, приказав оставаться на месте, ушел куда-то, скоро вернувшись с каким-то человеком. Который задами провел их в дом. В комнате с зашторенными, выходящими во двор окнами запалили керосиновую лампу. Командир вытащил и разложил на столе небольшие листки бумаги. В которых была чья-то смерть. И достал еще два чистых бланка, куда стал вписывать продиктованные хозяином дома имена.