Развернул автомат дулом к себе и потянул носом воздух. Из ствола пахло гарью.
— Что ж ты оружие не чистишь? — недобро усмехнулся командир. — Оружие надо в чистоте содержать!
Парень молчал, злобно глядя на солдат. Он даже не говорил, что этот автомат нашел.
— Ну-ка, посмотрите его…
Солдаты подошли к хозяину дома и рванули с него рубаху. Кто-то поднес поближе керосиновую лампу и, подкрутив фитиль, добавил огня.
— Сюда, сюда свети.
Лампу поднесли к самому плечу. К правому плечу.
— Ага, вот, видишь… — ткнул кто-то пальцем. На плече можно было различить неясные, уже почти ушедшие, синяки. Все было ясно.
— Собирайся, — приказал командир.
Парня подтолкнули к двери.
Но путь солдатам преградила мать.
— Не отдам! — отчаянно выкрикнула она, хватаясь за сына. — Вам мало, что вы убили его отца и брата? Теперь вы хотите забрать его?..
Она плакала и цеплялась за сына, словно могла его удержать.
— Уберите ее, — приказал командир.
Женщину оттащили, а ее сына вытолкали на крыльцо и повели к машине.
Собаки все так же отчаянно лаяли и бросались на солдат. И уже все собаки в округе заливались лаем и гремели цепями, вторя им. И вряд ли уже кто-нибудь спал.
— Давай, пошел!.. — поторапливали солдаты пленника, потому что спешили поскорее отсюда убраться. Во дворе им показалось, что пленник идет недостаточно быстро, и шедший сзади солдат пнул его, погоняя, под зад носком ботинка.
Пленник извернулся и ударил его головой в лицо. Солдат охнул и присел, схватившись руками за разбитый нос. К взбунтовавшемуся пленнику подскочили со всех сторон, уронили и стали пинать и колотить прикладами по плечам и голове.
Истошно закричали мать и сестры. И откуда-то сверху, с крыльца, на солдат свирепым волчонком бросился младший брат. В руках его сверкнул нож.
— Ах ты, щенок!
Мальчишку повалили, вырвали у него нож и тоже стали пинать. По-взрослому. Без скидок. Избиение продолжалось несколько минут.
— Всё… Отставить, я сказал! — крикнул командир.
Солдаты нехотя отошли от поверженных, окровавленных тел.
— Замочить их, сук! — в горячке предложил кто-то.
Пленника подхватили под руки и волоком потащили к машине. Где, раскачав, бросили в кузов. Как мешок картошки. Командир забрался туда же, потому что в кабинах здесь ездить было небезопасно.
Машины с трудом развернулись на узкой улочке, повалив какой-то забор и с хрустом смяв какие-то кусты.
— Поехали!..
В темноте возле дома остались стоять, наблюдая за мечущимся далеко впереди, удаляющимся светом фар, родственники увезенного солдатами пленника. Женщины тихо плакали.
Хозяин дома, главный теперь в семье мужчина — их младший и последний сын и брат Мурад, — не плакал. Он стоял в темноте один, в стороне от женщин и смотрел на ползущие по дороге машины, увозящие его брата, сцепив зубы и сжав кулаки.
— Трусливые шакалы! — с ненавистью сказал он. — Я отомщу им!..
«Урал» медленно тянулся по разбитой дороге, объезжая ямы и воронки. В кузове, на деревянных скамьях, зажав между колен автоматы, сидели солдаты. Среди которых был их командир.
Никто не разговаривал, все были сосредоточены и погружены в себя. Или просто мрачны… Вчера вечером их подразделение понесло потери в личном составе…
Сейчас убитые «мерзли» в фургоне «КамАЗа»-рефрижератора, заменявшего морг. А в столе командира лежали их документы. В документы были вложены цветные семейные фотографии, где они были живыми и счастливыми, в окружении жен и детей. Были…
Их расстреляли в машине, когда они догоняли колонну с гуманитарным грузом, которую сопровождали и от которой отстали, меняя на дороге проколотое колесо. Их расстреляли из придорожных кустов и изрезали мертвые тела штык-ножами. Одному отрезали голову, которую не нашли, так что теперь даже было непонятно, как его отправлять близким…
Погибшие везли гуманитарную помощь в деревню, из которой только что выехали «Уралы»…
— Вы поймите, ее нет, ее уже восемь часов нет! — горячился, налезая грудью на стол, посетитель. Рядом с ним, зарывшись лицом в платок, хлюпала носом его жена.
— Может, она к подругам зашла? — предположил, сам себе не веря, милиционер, скучно глядя в окно. — Может, она скоро домой вернется, а вы — здесь.
Разговор был бессмысленный, бестолковый и тягомотный для обеих сторон.
— У каких подруг?! — горячился отец пропавшей дочери. — Я знаю всех ее подруг! Я всех уже обзвонил!
— Значит, у друга.
— Да вы что — она не такая! Ей всего двенадцать лет!
Милиционер только криво усмехнулся. Они каждый день слышат про «не таких», которые на поверку оказываются еще какими! Просто — прости господи!.. Родители обычно узнают правду про своих чад последними, и то не всю.
— Вы поймите, есть установленные законом сроки, до истечения которых мы не можем объявлять официальный розыск, — растолковывал милиционер прописные истины. — Вот если бы нашелся ее труп, тогда совсем другое дело…
Родители одновременно вздрогнули.
— Что же нам делать?
— Ничего. Ждать, когда она вернется. И, когда вернется, всыпать ей по первое число, — посоветовал милиционер…
Но девочка не вернулась.
Девочка была далеко, уже за триста с лишним километров от своего дома. Она лежала в багажнике автомобиля, там, где должно было находиться запасное колесо. Она была очень маленькой и худенькой, а колесо большим, поэтому девочка смогла уместиться в выдавленном в днище автомобиля углублении, подтянув коленки к самому подбородку и свернувшись калачиком. Ее прикрыли сверху куском фанеры и ковриком, на который накидали какой-то хлам.