Третья террористическая - Страница 36


К оглавлению

36

Только так с ними и можно — с каждым в отдельности и со всеми вместе. Как Еромолов. Или как Сталин. Тот их в несколько недель скрутил без всякой войны — рассадил по теплушкам и загнал в казахстанские степи. И ничего — никто не бузил. Поняли, что имеют дело с такой силой, которой их силенками не пересилить. На сорок лет притихли! Смешно сказать — боевики их, которые нынче по горам с автоматами скачут, за милую душу шоферили и на тракторах озимые пахали, борясь за звание «Ударник социалистического соревнования». Страшный Радуев в комсомольских вожаках ходил, стройотряды организуя и молодежь на стройки века вывозя, И хоть бы кто слово поперек линии партии вякнул! Потому что под силой ходили. А как сила ушла — трактора и значки комсомольские побросали и айда в горы исконным своим промыслом заниматься! И этот тоже, хоть теперь из себя паиньку строит…

— Баранов из Дагестана и Ингушетии угонял? — ткнул командир спецназовцев пальцем в пустой лист бумаги. — Угонял! Людей воровал? — перелистнул страницу. — Воровал! На воинские колонны нападал?.. И это было!.. Так что лет двадцать ты уже имеешь. Но это — потом. А вначале я тебя в камеру к уголовникам законопачу, я смогу, я по знакомству договорюсь. Знаешь, есть такие камеры, с особым, который выслуживается перед ментами, контингентом. Куда таких, как ты, которые не желают следствию помочь, упрямцев помещают. И знаешь, что там с ними делают? На коленки ставят и то, что ты с козами делал, — делают! И с тобой сделают. А я позабочусь, чтобы в твоей поганой деревне все об этом узнали!..

Сулейман дернулся и заскрежетал зубами. Его еле-еле удержали на стуле.

— Что глазищами вращаешь? — презрительно усмехнулся командир. — Не нравится?.. А тем, у кого ты детей крал и пальчики им резал, думаешь нравилось?.. Так что выбирай, или тебе «опущенным» ходить, или с нами договариваться.

— Ишак, сын ишака!.. — заорал Сулейман. — Я убью тебя!

И снова попытался вскочить на ноги, схлопотав несколько хорошо поставленных ударов по корпусу.

Командир недобро ухмыльнулся.

— Может, и убьешь… Когда-нибудь. Только вначале свою порцию сполна получишь! — И смачно хлопнул себя по заду. — То-то твой отец обрадуется…

Это был подлый и хорошо рассчитанный удар. Удар по больному чеченскому самолюбию!

— Ну что, будем говорить или дурака валять? И, быстро встав и подойдя вплотную к пленнику, командир сунул ему под нос фотографию. Той самой, которая была похищена, девочки.

— Где она? Говори! Быстро!..

И командир хлестанул Сулеймана по щеке. Обидно хлестанул, потому что открытой ладонью, а не кулаком! Не как мужчину!

Сулейман стал дергаться, пытаясь сбросить с себя чужие, крепко вцепившиеся в него руки, и стал страшно ругаться на своем языке. Говорить с ним было бесполезно, он уже ничего не понимал и не слышал, закусив удила! Он хотел сейчас только одного — хотел разорвать обидчиков и хотел умереть! Человека, который не боится смерти, который ее желает, запугать невозможно.

— Утихомирьте его.

Разбушевавшегося пленника свалили на пол, немного, для профилактики, попинали, с хрустом ввернули за спину руки и защелкнули на запястьях браслеты.

Не «потек» Сулейман, хотя должен был… Крепок в коленках оказался, крепче, чем они рассчитывали.

— Володя! — негромко позвал командир.

Один из бойцов, оторвавшись от пленника, вопросительно взглянул на командира. Тот кивнул на дверь.

В темном коридорчике, не выходя на крыльцо, они встали, нервно затягиваясь, закурили.

— Что делать будем, Виктор Павлович? — спросил боец.

— То, что делали, — колоть, — ответил тот. — До самой… — И назвал, до какого места им следовало раскалывать упорствующего Сулеймана. — А если не сможем, то придется его «чистить» и по-тихому отсюда сматываться…

По-тихому — это значит без денег, без вербовки и с трупом…

Труп — ладно, труп можно списать на «текучку», подвязав его к какому-нибудь делу, а вот денег жалко. И сил, которые они на это дело угрохали. Нет, отступать нежелательно, надо долавливать!

— Давай по второму варианту…

— Есть, товарищ подполковник, — официально ответил Володя.

Командир вернулся в дом, сел напротив Сулеймана и, раскачиваясь на стуле, заговорил с ним по-дружески — без тумаков и окриков.

— Да-а… промахнулся ты, парень, на этот раз. Сильно промахнулся! — сказал с нотками сочувствия в голосе он. — Лажанулся!.. Как же ты так, а? Думать надо, с кем дело имеешь…

Чеченец напрягся. Ничего хорошего он от этих русских не ждал. От любых не ждал, но от этих особенно.

— Ты хоть знаешь, кто ее дед? — многозначительным шепотом спросил командир, закатывая к потолку глаза…

Дед девочки был никто — потому что его давно на этом свете не было, он — умер. Но Сулейман этого мог не знать. Не должен был знать. Он запросто мог схватить и сунуть в машину любую подвернувшуюся ему под руку жертву. Максимум, на что он был способен, — это спросить девочку о финансовых возможностях родителей. Да и то едва ли — их благосостояние родственников не интересовало, они всем назначали примерно одну сумму выкупа, потому что когда начинали высылать по почте детские пальчики, то деньги всегда получали. Ну или почти всегда…

— Дед у нее там сидит, — ткнул указательным пальцем в потолок командир. — И теперь из-за тебя волну гонит!.. Штормовую! Ты что думаешь, нам интересно тут с тобой лясы точить, ты думаешь, у нас других, более приятных, занятий не найдётся? — перешел на совсем уже доверительный тон командир. — Мы бы давно все на койках припухали, если бы ты нам боевые тревоги не устраивал!..

36