Третья террористическая - Страница 28

Потом его славянскую внешность использовали еще не раз. И всегда — удачно. Он без приключений проходил там, где «его братьям» пришлось бы прорываться с боем.

Только однажды к нему прицепился какой-то капитан, которому не понравилась его форма одежды. А потом не понравились документы. Тот капитан хотел отвести его в комендатуру, наверное, подозревая в нем самовольщика, которого послали добыть «травки». Или того хуже — дезертира. То, что он имеет дело не с «самоходом» и не с дезертиром, а с чеченским боевиком, ему в голову не могло прийти! Магомеду ничего не оставалось, как избавиться от того капитана, убив его.

Пока они шли, он осторожно вытащил из кармана нож и сунул его в рукав. В тихом месте, где их никто не мог видеть, он повернулся, обратившись к капитану с каким-то вопросом, и неожиданно и сильно ударил его ножом в шею. Потому что знал, что, если хочешь, чтобы противник молчал, лучше бить в шею. Капитан, удивленно выпучив глаза и пытаясь что-то сказать или, может быть, закричать, упал. И умер. Магомед оттащил его в сторону, забросал каким-то мусором и быстро, пока не поднялась тревога, ушел к своим.

И в тот раз тоже ушел!

Магомед ушел — не Сашка Скоков!..

Потом он женился. Не по своей воле, по воле случая. Поздней осенью, когда «зеленка» ушла и выпал снег, на котором хорошо отпечатывались следы, они почти перестали вести активные боевые действия, хоронясь от федералов по пещерам и горным селениям. В очередном, где они отдыхали и зализывали раны, доме им прислуживала молодая чеченка. Наверное, симпатичная чеченка, потому что его новые «братья» при ее появлении толкали его в бок, шутили и смеялись. Нахлебавшихся войны боевиков тянуло к мирной жизни, хотелось им на свадьбе погулять.

Так от чего же не погулять?.. Магомед тоже был не против. В том смысле, что ему было все равно.

Жених был согласен, родственники невесты тоже, а невест в Чечне особо не спрашивают. Чеченские невесты любого предложенного им жениха полюбят и будут ему до гробовой доски верны. Потому что такое воспитание.

Свадьбу надолго откладывать не стали — война не то время, когда что-то можно позволить себе отложить в долгий ящик, в который, того и гляди, сам заляжешь.

За неимением родственников жениха за невестой отправились его «братья». Возле дома им путь перегородила растянутая поперек дороги веревка. Но это была не растяжка, это был такой свадебный обычай. За веревкой стояли родственники невесты, которые потребовали за нее выкуп. Весело препираясь и хохоча, друзья жениха скинулись на выкуп, легко преодолев вставшую перед ними преграду.

Они веселились жадно, словно в последний раз словно догадываясь, что эта свадьба может стать последней в их жизни. Они разыгрывали свадебный сценарий, хотя у многих из них топорщилась одежда, под которой угадывалось оружие, так как в любой момент сюда могли нагрянуть незваные и нежеланные гости — солдаты федералов. И тогда друзья жениха залягут за камни и откроют огонь, прикрывая и спасая людей, давших им приют. И скорее всего, погибнут все до одного. Но пока они веселились…

«Выкупленную» невесту, согласно традициям следовало отвезти в дом жениха, но у него не было дома и у его друзей тоже — их дома были отсюда далеко или были разрушены войной, и невесте пришлось отправиться в дом своих же дальних родственников.

На крыльце все замерли, с интересом глядя на положенные поперек порога войлочный коврик и на веник, которые невеста должна либо перешагнуть, либо убрать. Если перешагнет, то не повезло жениху, если уберет, то в доме будет порядок и уют.

Не перешагнула, убрала… Что вызвало бурный восторг присутствующих. Как будто это была первая невеста и первый преградивший ей дорогу веник. Как будто она могла поступить как-то иначе. Бородатые, суровые, убившие не по одному десятку солдат боевики были как дети — они с удовольствием и упоением играли в игру под названием чеченская свадьба.

Празднично убранную невесту провели в почетный угол у окна, посадили под особой свадебной занавеской и дали ей в руки грудного ребенка, мальчика, первенца, желая, чтобы у нее родилось побольше сыновей. Ведь Ичкерии очень нужны мальчики, которые вырастут и станут воинами, чтобы воевать с неверными, мстя за погибших отцов и братьев…

На этой свадьбе не веселился только жених. Его даже не было в доме, и он не видел невесту, он находился на другом конце села в окружении друзей, как того велит древний чеченский обычай. Чему он был только рад. Он женился точно так же, как воевал — словно был в тумане. Он давно не принадлежал себе, ему говорили — убей, он — убивал, говорили — беги — бежал, сказали — женись, он — женился. Там, дома, у него осталась невеста, которая обещала его дождаться, но она обещала ждать Сашку Скокова, а не Магомеда. Магомед от данных Сашей Скоковым клятв был свободен. А раз так, то почему бы ему не обзавестись женой, а может быть, даже не одной, а четырьмя, если, конечно, его не успеют до того убить…

Когда свадебные торжества закончились и он остался с невестой один на один, он не набросился на нее, не повалил на кровать — он сидел и глядел на свою жену. А его жена бросала диковатые взгляды на русского, который волей судьбы стал ее мужем. Они были разными и боялись друг друга. Магомед даже не знал, как с ней нужно спать, как у них это принято, может, как-нибудь по-особому? Он опасался, что если он сделает что-нибудь не то, не так, как следует, то его «братья» станут его врагами и не моргнув зарежут его. Чужая жизнь потемки…

Они просидели так в разных углах, не приближаясь друг к другу, полночи. Но потом он подумал, что если он ничего не сделает, то это тоже наверное, будет не по правилам, что за это на него тоже могут обидеться.